На досуге — а точнее, выкроив пару часов из времени на сон — просмотрел различные высказывания западных дипломатов и политиков относительно Беларуси и войны против Украины.
В итоге у меня получился карманный словарик глубокой озабоченности. Хотел бы поделиться с вами самыми популярными фразами из него:
"We are (very / deeply / extremely / gravely / seriously / significantly / firmly) concerned"
— мы в разной степени озабочены.
При необходимости, вместо "concerned" можно использовать также
"We are worried" или "We are (deeply) troubled".
Также можно растянуть выражение озабоченности во времени, используя фразы
"We remain extremely concerned" или "We continue to be gravely concerned".
Вместо озабоченности / обеспокоенности можно выражать порицание и сожаление, например
"We deplore" или "We (deeply) regret";
или осуждение (в т.ч. самое решительное), например
"We (strongly) condemn" или "We condemn in the strongest possible terms";
или еще ряд наиболее популярных эмоций в западной дипломатической палитре:
"We are (very / deeply / extremely) saddened" — мы опечалены;
"We are (very / deeply / extremely) alarmed" — мы встревожены;
"We are (very / deeply / extremely) appalled" — мы потрясены;
"We are (very / deeply / extremely) shocked" — мы шокированы;
We are (very / deeply / extremely) horrified" — нас ужасает.
Нашлась также и прекрасная цитата, достойная стать эпиграфом к этому словарю:
"Чаще всего я использую выражения "озабочен", "глубоко озабочен", "серьезно озабочен". Существует много уровней озабоченности".
Как видим, уровней озабоченности и обеспокоенности на самом деле существует так много (что подтверждает и сам глава европейской дипломатии Жозеп Боррель), что выражать их можно практически бесконечно.
Если есть желание поиграть в эмоциональные оттенки, то можно выражать также сожаление, встревоженность, осуждение, потрясение и т. д. И тоже — на всех доступных уровнях.
А если нет желания или времени подбирать формулировки — то можно всегда сказать, что вы обеспокоены "по-прежнему".
Но если серьезно, то я "deeply concerned" (хотя тут, наверное, лучше всего подойдет "extremely saddened") тем, как язык дипломатии продолжает себя дискредитировать.
Как продолжают генерироваться все новые и новые уровни "озабоченности" — в ответ на все те угрозы и вызовы, которые продолжают ставить перед нами диктаторы, террористы и военные преступники, давно уже наплевавшие на чью бы то ни было озабоченность.
И как эти угрозы становятся реальностью, пока озабоченность Запада переходит с одного уровня на другой.
А ведь именно длина пути от слов к делу отличает тиранов и агрессоров от западных политиков. У первых она гораздо короче. Так не пора ли подумать о том, как сократить этот путь для вторых? Как перестать быть "вторыми" на этом пути, в принципе?
Думаю, что стоит начать с честных ответов на прямые вопросы:
Сколько уровней озабоченности нужно пройти западной дипломатии (бюрократии?) до того, как перейти к реальным действиям? Есть ли возможность проскочить все эти уровни и сразу переходить от слов к делу?
Не пора ли пересмотреть саму концепцию озабоченности и написать новый словарь — словарь политической воли и практических действий, а не дипломатических афоризмов?
И последний вопрос: на каком "уровне" по состоянию на сегодня находится Беларусь в этой искусной игре в слова? Беларусь, оккупированная Россией и узурпированная ее марионеткой Лукашенко. Беларусь, которая превратилась в военного агрессора по определению соответствующей резолюции Генассамблеи ООН.
Предлагаю порассуждать об этом вместе. А как бывший дипломат буду отдельно благодарен за идеи альтернативных формулировок для создания нового словаря дипломатии — словаря реальных дел, вместо словаря дежурных заявлений.