Жертва «покаянного видео»
- Admin of the NAM
- 12 часов назад
- 3 мин. чтения
Юридическая квалификация:
Статья 7(1)(h) Римского статута: Преследование по политическим мотивам.
Статья 7(1)(k): Иные бесчеловечные деяния (умышленное причинение сильных психологических страданий, публичное унижение).
Статья 7(1)(e): Произвольное лишение свободы.
М.В. было 19 лет. Она училась на третьем курсе факультета журналистики БГУ. Она не была активисткой, но у нее было то, что ее куратор в ГУБОПиК позже назовет «избыточным чувством справедливости». Она вела небольшой Instagram-блог о книгах и жизни в Минске. После августа 2020 года она иногда писала о своих чувствах, выкладывала фото с белыми лентами или цветами. В сентябре, во время одного из женских маршей, она сделала фотографию, где обнимала свою подругу, державшую небольшой самодельный плакат «За наших детей».
К ней пришли 4 ноября, в 6:15 утра, в комнату общежития. Двое в штатском и двое в черной форме с нашивками «ОМОН». Они не стучали. Они выломали хлипкий замок, сбросили ее с кровати и прижали лицом к полу. «Экстремистка, допрыгалась?» — прошипел один из них. В комнате находилась еще ее соседка, которая забилась в угол и молча плакала. Обыск длился два часа. Они перевернули все: шкафы, матрасы, вытряхнули содержимое рюкзаков. Изъяли ее старый ноутбук, телефон и, почему-то, конспекты по истории белорусской литературы.
Ее привезли в здание ГУБОПиК. Допрос начался не сразу. Сначала ее на несколько часов заперли в маленькой комнате без окон, где стоял только один стул, привинченный к полу. Затем ее отвели в кабинет. Оперативник, который представился «майором Васильевым», был демонстративно вежлив. Он положил на стол распечатки ее постов из Instagram.
«Мария Викторовна, ну что же вы так, — начал он, листая бумаги. — Вы же будущий журналист. Умная девушка. Зачем вам эти "кукловоды"? Зачем вы связались с этими...» — он брезгливо ткнул пальцем в фото с марша.
М.В. пыталась ссылаться на Конституцию, на право на мирный протест. Майор рассмеялся. «Конституция? Девочка, ты в каком мире живешь? Твоя Конституция сейчас — это Уголовный кодекс. Статья 342, "Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок". До трех лет. А вот этот твой пост, — он постучал по другой распечатке, — где ты пишешь о ребятах с Окрестина... это уже 361-я, "Призывы к санкциям". А это до двенадцати лет. Ты в 31 год выйдешь. Вся молодость — в колонии. Оно тебе надо?»
Он дал ей выпить воды. «Смотри, — его тон стал доверительным, — нам не нужна твоя кровь. Мы видим, что ты оступилась. Что тебя использовали. Ты просто поможешь нам, а мы поможем тебе». План был прост: она должна была записать видео. Сказать на камеру, что «глубоко раскаивается», что «поддалась на провокации деструктивных телеграм-каналов», и призвать других «не совершать ее ошибок».
«Я не буду этого делать», — твердо сказала М.В.
Улыбка с лица «Васильева» исчезла. Он нажал кнопку на селекторе. В кабинет вошли двое в масках. «Значит, по-плохому, — сказал он. — Сейчас поедешь на Окрестина. К "политическим". Они тебя быстро научат Родину любить. А знаешь, что мы сделаем с твоей подружкой? С той, что на фото? Мы ее сделаем организатором. А ты пойдешь соучастницей. Она уже дает показания на тебя, кстати. Говорит, что это ты ее втянула».
Это была ложь, но М.В. этого не знала. Ее снова отвели в комнату без окон. Через час вернули. «Васильев» показал ей ее телефон. «Смотри, какая ты тут красивая. А теперь представь, что все эти фото окажутся на сайтах... ну, ты поняла. Вместе с твоим адресом, телефоном родителей. Хочешь такой славы?».
Через три часа угроз, психологического давления и шантажа она сломалась.
Ее посадили перед камерой в том же кабинете. «Васильев» дал ей лист с текстом. «Смотри в камеру. Говори искренне. Если увижу фальшь — поедешь в изолятор».
Она говорила, запинаясь и давясь слезами. «Я, М.В., раскаиваюсь... Я поддалась... Я призываю...». Оператор заставил ее сделать три дубля. «Слишком много плачешь. Надо, чтобы ты была убедительной, а не сопли жевала».
На следующий день видео появилось во всех провластных телеграм-каналах. В комментариях начался ад. Одни писали «Продажная шкура», «Сломалась!». Другие — «Вот, еще одна прозрела». Ее имя, фамилия и ссылка на ее Instagram были в открытом доступе.
Ее отпустили под подписку о невыезде. На следующий день ее отчислили из университета «за поступки, порочащие звание студента». «Васильев» сдержал часть обещания: уголовное дело возбудили, но не по «тяжкой» статье. Ее судили через два месяца. Суд длился 20 минут. Несмотря на «чистосердечное раскаяние» на камеру, ей дали 3 года «домашней химии» (ограничение свободы без направления в учреждение). «Они не просто заставили меня замолчать, — рассказывала она позже, уехав из страны. — Они заставили меня говорить их словами. Они выпотрошили меня и набили своим текстом. Это было хуже, чем если бы меня просто избили. Они украли мое лицо».
Комментарии